Магистр всех свободных искусств
Чтобы показать Земле, что жители ее недостойны присутствия и пребывания среди них столь замечательных душ, — небеса играют и изумляют людей чудесами, знамениями и всякого рода пророчествами, несогласными с обычными законами природы.
Франсуа Рабле
Красной ручищей огладил бродячий фокусник бороду, потрепал за клюв сидящего у него на плече зело ученого ворона. Недвижно взирала на заходящее солнце птица. Фокусник заголосил:
— Э-ге-ге-й!..
Летучее облако голубей взметнулось с церкви святого Бонифация, закружило над площадью.
— Э-ге-ге-й!..
Старуха выглянула из рыбной лавки, Гертруда-одноглазая, прошепелявила:
— Господь милосердный, ну и голосище-то, отродясь не слыхивала.
Два отрока бежали от ратуши к фокусниковой повозке.
— Э-ге-ге-й!.. Священной Римской империи благочестивые обыватели! Жители достославного града Вейля! Сбирайтесь на представление таинств и чудес! Лаврентий Клаускус, магистр всех свободных искусств, великий маг, хиромант, астролог, кладезь пиромантии, гидромании[1], явит неодолимые метаморфозы плоти и духа! Изгнание беса из прокаженного! Разговор с иноземным вороном Батраччио! Битва пламени с камнем! Летающие цветы!
Магистр всех свободных искусств смолк. А вслед за тем — ну и чудо, чудо, чудо! — всю его тираду ворон-иноземец гортанным речитативом воспроизвел, повторил доподлинно.
Вскорости бурлила вкруг фокусника толпа.
Когда Иоганн Кеплер вместе с Мартином, другом неразлучным, пробился в первые ряды, кудесник пред очами изумленных горожан обратил три носовых платка в ковер, а ковер в курицу, снесшую тотчас дюжину яиц. Раз! — сложены яйца в корзину. Два! — корзина накрыта пестрой скатертью. Три! — скатерть сама взвивается над головой фокусника, а из корзины один за другим вываливаются желтые попискивающие цыплята, вываливаются и прыгают прямо в толпу. Вслед за тем появляется и бесследно исчезает живой лазоревый фазан; и снует в стеклянной банке стая разноцветных рыбок (фьюить! — и рыбки уже не рыбки, а ленты узорчатые); и плавают над толпой подснежники, легкие, как светлячки.
Магистр раскланивается, пускает по кругу оловянную чашу. Глядь — а она медяками уже полна доверху.
— Теперь предсказание грядущего по ходу светил! — кричит фокусник, ссыпая монеты в кожаный мешок.
— По взаимному р-расположению планетных кр-ругов! — рокочет Батраччио, ворон зело ученый.
Пуще болезней, рождаемых тьмой.
Бойся старух криволицых.
В граде Берлине грядущей зимой
Дьявол сожрет дьяволицу.
Будут все грешники унесены
В Рейн наводненьем весенним,
Ведьмы и лешие поглощены
Жутким землетрясеньем.
Затаил дыхание народец, дивится на предсказателя, на ворона его говорящего. А Иоганн с Мартином ни живы ни мертвы стоят — чудо, чудо, чудо! Ссыпал денежки в мешок кожаный, огляделся окрест магистр Клаускус, вопрошает:
— Ну, судьбу нагадать кому? Старикам — про блаженство вечное, молодым — про тайны сердечные. Хочешь знать, что ждет впереди? Не робей, скорей подходи!
Первым, себя не помня, вызвался Иоганн Кеплер:
— Мне нагадайте, господин магистр. Мне судьбу и Мартину судьбу.
Сказал как по наитию и сам испугался сказанного.
А уж оттесняет, оттесняет их от повозки рыжий верзила Якоб, сторож с виноградников, сам небось норовит испытать судьбу. Но не тут-то было! Справедлив чудодей Клаускус, да и ворон зело ученый не мигая уставился на детину рыжего, осуждающе воззрился.
Подзывает фокусник к себе Иоганна, разглядывает на ладони линию судьбы. Невелика ладонь отрока, кленовому подобна листу.
— Тебе сколько годов, дитя? Когда улицезрел благодать земную, спрашиваю?
— В году тысяча пятьсот семьдесят первом от рождества Христова, — отвечает Иоганн. — Декабря двадцать седьмого дня.
— Под знаком Стр-р-рельца! — кричит ворон, кричит и трясет хвостом.