Своих героев я впервые увидел двенадцатилетним подростком. По какой-то дальней и путаной линии моя мать приходилась родственницей известной московской портнихи. Увядающая красавица с синими тенями вокруг глаз и вечно дымящейся длинной папиросой, похожая на маркизу Казатти. В молодости она блистала на московском небосклоне, потом отсидела несколько лет в лагерях за мужа-генерала, вернулась в середине пятидесятых и теперь обшивала весь столичный бомонд. Изредка моя мама тоже заказывала у нее шуршащие платья из дефицитного креп-жоржета. Когда она отправлялась на примерку, то брала меня с собой. Пока дамы обсуждали свои дела, мы с дочкой маркизы в соседней комнате пили чай из хрупких фарфоровых чашек (неужели, Веджвуд?).
Малышка Анюта, моя ровесница, внешне походила на ангелочка – белокурые локоны, голубые потупленные глазки, кружевной передничек и чуть ли не крылышки за спиной. Однако, даже маленькие женщины умеют ловко притворяться и горе тому, кто поверит во всю эту божественную атрибутику. Более всего юная инфанта любила стоять на голове, дрыгая тоненькими ножками в коротких чулочках, а также с невероятным грохотом прыгать на пол с подоконника. Естественно, чинное чаепитие быстро заканчивалось и мы с ангелочком-чертенком перебирались на широкий кожаный диван, возможно, даже Чиппиндейл. Нашим диким воплям и кульбитам не было конца. Когда бурное веселье заходило слишком далеко, с верхней полки обрушивался монолитный древний фолиант и на пороге возникала прекрасная портниха в халате с китайскими драконами:
– Дети! – с напускной строгостью восклицала она, выпуская клубы дыма, – Немедленно прекратите, как ни стыдно, Аня!
И поспешно удалялась, подтолкнув нам кончиком туфли распластавшееся на паркете чудовище:
– Вот лучше бы картинки посмотрели!
Мы с Анечкой покорно укладывали на колени пудовую громадину и погружались в сказочный мир. Чего только не было под бархатной темно-бордовой обложкой! Присыпанные пудрой парики, павлиньи веера, викторианские кринолины, подвязки парижских этуалей, поблекшие фотографии немых кинозвезд и многое-многое другое. Вот именно тогда, вглядываясь в незнакомые лица, я впервые почувствовал необъяснимую и неутолимую грусть. Захотелось побольше узнать о тех, кто изображен на фото: как они жили, кого любили, о чем мечтали? Некоторые образы несли явные следы порока. Они страдали, мучились греховными желаниями, стремились к невыполнимым и запретным целям. Мне показалось, что несчастные тени молят о прощении, ищут утешения и поддержки.
Давно уж нет на свете прекрасной портнихи, исчез ее дивный чертог в сретенских переулках, истлел на помойке бархатный альбом, а я все собираю и собираю свидетельства былых страстей. Наконец, набралось на целую книгу. Своих героев специально не приглашал, они сами явились. Пускал всяких, без различия пола и половой ориентации, единственно, чтобы не душегубы и не изуверы. И еще одно непременное условие: попасть в мой кабинет можно только через загробный мир. Живым романтического флера не хватает, да и мороки с ними много. Не исключаю, что в дальнейшем число моих героев будет возрастать по вполне понятным, но прискорбным причинам.
Итак, Вашему вниманию предлагается собрание нескольких сотен биографий замечательных любовников всех времен и народов: тайные эротоманы и вдохновенные давалки, монаршие особы и бесстыдные куртизанки, небесные уранисты и неистовые лесбиянки. Каждый, по мере сил, служил греху и растленной плоти.
Однако «Не судите, да не судимы будете» (Евангелие от Матфея, 7, 1).
Думаю, самым лучшим эпиграфом к моей книге является «Баллада о дамах былых времен»1 великого грешника Франсуа Вийона:
Скажи, в каких краях они,
Таис, Алкида – утешенье
Мужей, блиставших в оны дни?
Где Флора, Рима украшенье?
Где Эхо, чьё звучало пенье,
Тревожа дремлющий затон,
Чья красота – как наважденье?..
Но где снега былых времен?
Где Элоиза, объясни,
Та, за кого приял мученья
Пьер Абеляр из Сен-Дени,
