Няня подняла и поставила трехлетнего мальчугана на табурет возле окна.
— Во-он, видишь машина подъехала? Это тебе сестренку купили, вон, несут в одеяльце. Видишь? Теперь ты не один у мамы. Встречай скорее, Юрасик.
Лицо мальчика напряглось.
— Я не хочу.
— Тише, тише, разве можно так говорить? Ты должен любить свою сестру, она маленькая, только родилась. Как ее в семье примут, так она и жить будет, звездочка ясная. Беги, встречай скорее.
В квартиру вошли родители. Отец опустил сверток с ребенком в детскую кроватку, мать обняла и поцеловала малыша.
— Как я по тебе соскучилась, Юрашка, сыночек. Поздравляю, зайчонок, теперь ты старший брат.
Мальчик не тронулся с места.
— Ну, что стоишь? Не бойся, она совсем крошка.
— Ты меня любишь? — в глазах его появились слезы.
— Конечно!
— Зачем ее принесли? — Мальчик гневно сдвинул брови. — Унеси ее, унеси!
— Сыночек!
— Не хочу, — заревел он в голос, — я хочу с тобой. Унеси!
Девочка подбежала к зеркалу и замерла от восхищения. В розовом платье с оборками и кружевами она показалась себе настоящей принцессой. Держа двумя пальчиками пышную юбочку, она посмотрела на себя через одно плечо, через другое. В светлых косичках красовались большие, словно розы, шелковые банты. Кошка-Тошка, полосатая, как тигренок, поднялась на задние лапки и стала ловить концы розового пояска.
Стоявшая у накрытого стола Екатерина Петровна улыбнулась.
— Нравится?
— Очень! — Астра порывисто обняла ее. — Это настоящий шелк, мама, как у тебя?
— Настоящий, как у меня, — женщина освободилась из ее объятий и посмотрела на сына, сидящего на диване. — Поздравь же сестренку, старший брат!
— Перебьется, — крупный ладный мальчик с темными, как у матери, глазами и такой же, как у нее, горделивой головой, снисходительно качнулся вперед. — Тряпичница растет.
Девочка фыркнула и вновь обхватила мать, но та отвела ее руки.
— Давайте чай пить, у нас мало времени.
— Мало? Почему? — лицо девочки вытянулось.
— Потому что мне надо уходить.
— Но у меня же «день рождения»! Ты обещала взять отгул!
— Я и взяла, но сегодня Правление, мне необходимо быть.
— А ты не ходи! Это же мой праздник!
— Как «не ходи»! В четырнадцать ноль-ноль. Без меня не начнут.
— А ты не смотри на часы. Если не смотреть, то никто не узнает никакого времени.
— Да-а! — дурашливо воскликнул брат. — Слышь, мам, что изрекает наша дуреха?
— Юрасик, нельзя так говорить.
— Я не дуреха! — вскричала Астра. — У меня почти все пятерки, а у тебя трояков целая куча.
— Поговори еще, — прищурился брат и приподнялся, отводя руку.
— Перестань, — привычно вмешалась мать. — Время всегда есть. Вот тебе сегодня десять лет, а разве это не время? Не упрямься, неси свой пирог.
— Съела? — съязвил брат.
Независимо двигая плечами, сестра пошла к дверям. В зеркале отразилось пышное платье и сдвинутые брови.
— Ты старше, вот и знаешь больше, — оглянулась она и показала ему язык.
— А за язык получишь! — рванулся он, сверкнув глазами.
— Мама!! — присела девочка, закрыв голову.
Мать хлопнула в ладони.
— Прекрати немедленно! Как тебе не стыдно бить девочку!
— Я пошутил, — с улыбкой превосходства опустился на место подросток.
— Нашел время, — устало сказала мать.
Девочка обиженно задержалась у двери.
— Я не дуреха! Вы нарочно разговариваете о непонятном, чтобы я не знала! Нарочно, нарочно!
Дверь за нею закрылась.
Женщина качнула головой.
— Как она утомляет!
— Детский сад, — усмехнулся сын.
— Ну-ну, сам-то… — она потрепала его по волосам и отстранилась, услыша торопливые шаги из кухни.
Пирог был высокий, румяный, украшенный витой решеткой из теста, в углублениях которой медово светилось абрикосовое варенье. Посередине красовалась засахаренная десятка, окруженная маленькими свечами. Растопырив острые локти, пыхтя от усердия, девочка уместила пирог на приготовленное место.
Брат чиркнул спичкой. Огоньки загорелись ровно и ясно. Расширив глаза, девочка смотрела на свечи.
Наступил самый тожественный момент.
— Гаси, — улыбнулась мать.
Набрав воздуха, раздувая щеки, девочка дунула на огоньки. Они погасли разом, над столом потянулся дымок.
