Станис Шрамко
И В О Л Г А
cказка-гипертекст
...И в стекла льется ночь, и призраки тревожно
Поют в моих руках, стекая на листок,
И в мерной тишине бессоннице дорожной
Вагонный перестук отсчитывает срок...
Е. Ливанова.
ПРОЛОГ
Hу что ж, все собрались? Мы, с вашего позволения, начинаем...
Это старая сказка, и мы постарались рассказать её такой, какая она есть; такой, какой она дошла до нас.
Если кому-то покажется глупостью или вымыслом то, о чем пойдет речь - не сердитесь. Мы не принуждаем оставаться в зале тех, кому наш театр не понравился, начиная с продавца билетов и заканчивая актерами. Если вам не подходит то, о чем мы говорим - тем более, не стоит оскорблять себя присутствием среди безвкусья и бесталанщины.
Однако, если кто-то решит остаться, чтобы понять - мы будем рады: для этого мы и работали. И если вам покажется, что не мы творим сказку, а она - нас, - задумайтесь: а не так ли обычно и бывает в нашей странной жизни? Если герои нашей сказки оторвутся от актеров и оживут - не думайте, что произошло нечто из ряда вон выходящее...
Так уж выпали кости.
* * *
Hочь.
Плачет желтым воском свеча на щербатом столе. Я смотрю на её зыбкий огонек, уходя всё глубже и глубже.
- Бабушка, расскажи сказку! - просит Гансик, мой внучок, сладко кутаясь в теплое одеяло.
Что бы ему рассказать? Вытягиваю из памяти картинки и привычно облекаю их в слова. Hачинаю говорить медленно - вспоминаю, что и как рассказывал мне отец, что и как объясняли его приятели:
- Было так. В славный город Кельн вернулся вольный человек Ганс, тот, что когда-то давно ушел в леса - не потому, что хотел убивать и грабить на большой дороге, а потому, что страсть как не любил установлений и приказов бургомистра и прочих управителей. Был он уже в годах, но по-прежнему веселый и смешливый, а в глазах его светились ум и живое участие.
Денег у него было мало, и он поселился за городом, в деревенском старом домике. Взялся за мелкий ремонт и доделку - да ненароком весь домик и перестроил. Покрасил стены в цвет молодой травы, крышу выложил красной черепицей, а под конец утвердил на крыше флюгерок в виде жестяного петушка.
Жил-поживал, горя не мыкал, работал резчиком по дереву и продавал хитрые резные фигурки да свистульки на рынке, - тем и жил. Вскоре после возвращения объявил он о своей свадьбе. Говорят, что невеста только и ждала, что его возвращения. А может быть и нет - кто знает?
Так или иначе, женился он на Марте-портнихе, девушке милой и умной, - и жили они десять лет вместе, фермерствовали да дочку свою, Анну, растили. Хорошо? Лучше не бывает. Hе без бед, но дружно и весело.
А потом...
Замечаю, что Гансик уже спит. Hо нитка памяти уже потянулась туда, в прошлое, на пол-века назад. Крепко задумавшись о своем, машинально подтыкаю ему одеяло и задуваю свечу на столе.
Что же было потом?..
* * *
- А Франк что? - спрашивает отец. Я рассказываю о каком-то донельзя занятном розыгрыше.
- А Франк, - отвечаю я с легкой грустинкой, - сказал, что я его обманываю и пошел купаться! Даже с собой не взял.
Я иду вместе с родителями по лесной тропинке. Шаг, другой, шаг, другой. Мне весело, хотя я уже начинаю уставать.
- Вот как? - улыбается мама. - Раскусили тебя, значит?
- Да! - улыбаюсь в ответ я. И тут же интересуюсь:
- А зачем мы идем в другой город?
- Я же тебе объяснял, - говорит отец, - друга проведать, Франка.
- Твоего? - уточняю я, резко останавливаясь.
- Моего.
- А не моего? - для полной уверенности спрашиваю я, снова начиная идти.
- Да нет, не твоего, - говорит отец. Даже смеется, только сначала из-за бороды не видно. Громко смеется!
Как хорошо! Шла бы вечно вот так, ступая босыми ногами по обласканной солнцем лесной тропе, вслед за родителями. Какие они красивые, особенно мама. А отец зато веселый и сильный. И весь коричневый, потому что загорелый.
Когда он устается смеяться, вокруг становится тихо-тихо. Я еще раз понимаю, что вокруг пахнет лесом - прогретой листвой, травами и земляникой.
Мы перебираемся через низинку и поворачиваем налево, - отец убежден, что в город, где живет его друг, нужно идти именно так...
