Искатель, 1974 № 06

Начинался июнь. Весна в этом году была ранняя, и на юге уже все отцвело, деревья оделись в такую густую листву, что улицы стали похожи на зеленые тоннели.

Шагая под зелеными сводами и поглядывая в конец улицы, которая выходила прямо в степь и упиралась в сине-голубое, залитое солнцем небо, Андрей Аверьянович думал о том, что самое время ему недельку отдохнуть. Больше не выкроится, а недельку можно. Редко случается, что у адвоката нет на руках срочных дел, у него сейчас как раз не было: окно.

И эта тихая зеленая улица, и ощущение свободы и праздности, когда не надо думать о завтрашнем судебном заседании, настраивали на элегический лад.

Придя домой, Андрей Аверьянович снял пиджак, умылся, извлек из холодильника печеночный паштет, баночку анчоусов, свежий редис и бутылку «Каберне». Расставив все это на столе, пожалел, что придется есть такие вкусности одному, но жалость была мимолетная — холостяку не привыкать садиться за стол в одиночестве.

Однако сесть за стол Андрей Аверьянович не успел: зазвонил телефон. Подняв трубку, он услышал голос Валентина Федоровича, директора заповедника. Не виделись они около года, и Андрей Аверьянович, конечно, первым делом спросил:

— Какими судьбами?

— По делам, — ответил Валентин Федорович. — Одно из них — повидать вас.

Через двадцать минут Валентин Федорович сидел за столом и нахваливал молдавское «Каберне».

— Вам самые сердечные приветы от Кушелевичей, — сказал он.

— Спасибо, — ответил Андрей Аверьянович, Год назад он защищал сотрудника заповедника Кушелевича, обвинявшегося в убийстве. Удалось доказать, что обвиняли его ошибочно. — Как у них дела?

— Хорошо, — Валентин Федорович долгим взглядом посмотрел на собеседника. — Я ведь и на этот раз к вам за помощью. Вы бы не согласились проехаться в горы?

— Опять в заповедник?

— Нет, на этот раз подальше. За перевалы Центрального Кавказа.

— Но какое отношение имеете вы к тем краям?

— Вы помните местечко Цихисдзири под Батуми? — вопросом на вопрос ответил Валентин Федорович.

— Конечно, помню, — Андрей Аверьянович улыбнулся, — мы там занимались альпинистской подготовкой. Весной сорок второго.

Нелегко она давалась, эта подготовка. С полной выкладкой спускались с высокой скалы над морем по канату — способом Дюльфера, На полпути надо было зависнуть и стрелять из карабина по мишеням, качавшимся на пологой волне. С другой скалы спускались опять же по канату с помощью стального кольца, тоже именуемого карабином, — летали как черти, отталкиваясь от камней ногами. И еще было скалолазание — в кровь сбивали ногти на пальцах, об острые выступы рвали прочные наколенники на солдатских шароварах… В общем, воспоминания об этом едва ли способны вызвать улыбку у двух поседевших и полысевших мужчин. Но они улыбались, потому что вспоминали свою молодость.

— Может, помните и нашего инструктора Васо Чаркиани? — спросил Валентин Федорович. — Мы с ним после войны поддерживали связь, он пару раз был у нас в заповеднике, я — у него. Он сейчас заведует учебной частью в одном из альпинистских лагерей.

— Помню, помню, — задумчиво произнес Андрей Аверьянович, — ведь это он тогда, осенью сорок второго, на Клухорском перевале провел наш отряд в тыл к немцам?

— Он, — подтвердил Валентин Федорович. — Потом, когда гитлеровцев уже столкнули с перевала, Васо показал мне, где вы прошли. Метров двести поднимались по отвесной стене, забивая в щели деревянные клинья. По меркам мирного времени — рекордное восхождение. Но тогда не о рекордах думали…

— После Клухора я его не видел, — сказал Андрей Аверьянович.

— Нас же перебросили под Туапсе, а потом на Кубань, а Васо остался в горах. Потом он воевал на Северном фронте, там тоже были горы.

— Интересно бы увидеть его сейчас. Не представляю Васо Чаркиани постаревшим.

— Седой, сухощавый, легкий… Нет, он не постарел. Кстати, он очень приглашает вас.

— Меня? — удивился Андрей Аверьянович.

— Да, вас. Он знает историю с Кушелевичем, а у него что-то в этом роде случилось. Молодой альпинист, его ученик, обвиняется в убийстве.