Меар медленно клонился к подёрнутому полупрозрачной голубоватой дымкой горизонту. Вдалеке виднелись островерхие крыши небольшого городка и потемневшая от недавних дождей стена. Выпуклые, как панцири гигантских черепах, створки ворот были сомкнуты.
Путник остановился и утёр со лба выступивший пот. Под ногами его тёмной лентой лежала дорога; тянулась она, рассекая поле пшеницы синего посева, прямо к воротам городка.
«Охраны что-то не видно, — озабоченно подумал путник. — Что там у них творится-то?»
Путник был стар. Но ещё крепок — шагал легко и не горбил спину. Морщины покрывали его лицо, уподобляя кожу коре акации, но глаза выдавали ясность мысли и недюжинную волю. Поклажи у путника не было.
Шум толпы донёсся до него лишь у самых ворот городка. Голоса и топот, азартные крики и лязг оружия. Прислушавшись, путник зашагал дальше. Ворота оказались незапертыми, левая створка, сплошь покрытая резными оберегами, бесшумно подалась лёгкому толчку. Пройдя ворота, путник по обычаю низко поклонился.
— Мир вашим семьям, люди, и да не взглянет на вас с небес Тьма!
Голос его никто не решился бы назвать старческим.
Никто не ответил.
Только после обязательного приветствия городу путник обернулся и некоторым удивлением разглядел пустую караулку. У полуоткрытой двери стояла, прислонённая к тёмному дереву стены, ритуальная пика стража. Мощёная булыжником кольцевая площадь отделяла окраинные дома от городской стены. Шум доносился откуда-то из глубины квартала и становился всё громче. Вслушавшись, путник неторопливо, как и раньше, направился к мосту через ров, полный зеленоватой воды пополам с тиной; в тине кишмя кишели тритоны. За мостом начиналась уже настоящая улица, на которую глядели закопчёнными фасадами приземистые, но аккуратные домишки.
— Таверна «Весёлый фыркан», — еле шевеля губами, прочёл старик.
Дверь в таверну была заперта на внушительный засов, а засов крепился к массивному кольцу, ввинченному в дверной косяк, тяжёлым висячим замком.
— Рановато закрылись, — проворчал старик. — Или поздновато открываются…
Впрочем, хозяин таверны мог жить по красному циклу и открывать своё заведение только с восходом Четтана, красного солнца. Тогда он — законченный олух и никудышний делец, потому что у умного дельца таверна не закрывалась бы вообще. Ведь в мире и в этом городке полно людей живущих по синему циклу Меара, и не меньше, верно, живущих по красному.
Покачав головой, путник свернул на улицу, ведущую к центру, и зашагал в направлении главной площади. Шум и гомон катились ему навстречу.
Толпу путник заметил спустя несколько минут. Плотное кольцо разгорячённых людей сомкнулось вокруг нескольких тесно стоящих домов. Двигались люди стремительно и слаженно, сжимая в руках ножи, копья, топоры, а то и просто палки. В толпе виднелись лиловые балахоны Чистых братьев.
— Быстрее! Окружайте, не то снова прорвётся!
— Хомма, наверх!
— Тьма, не по ногам же!
— Мать, с дороги, затопчут!
— Вон он, вон, за забором!
Громкий разбойничий свист, от которого заложило уши.
Путник уже понял, что происходит, и это его явно не радовало. Прищурившись, он вгляделся.
Одинокая юркая фигурка перемахнула через невысокую плетёную ограду, метнулась вдоль ряда приземистых сарайчиков и свернула за угол, исчезнув на миг из поля зрения. Всего на миг, потому что почти сразу она показалась вновь: за углом, очевидно, поджидали охваченные охотничьим азартом загонщики. Затравлено озираясь, фигурка вернулась к сараям и едва не наткнулась на такую же источающую ненависть шеренгу.
Ненависть толпы путник ощутил даже на расстоянии.
Фигурка, вышибив с неожиданной лёгкостью дверь сарая, канула в синеватый полумрак — в сарае, конечно же, не было окон.
— Хомма, давай факелы!
— Не могу, они внизу, — крикнул человечек с крыши соседнего дома, взмахнув кривым хадасским клинком.
— Вот, вот факелы!
— Огня!
Две шеренги сомкнулись перед сараем с отворённой дверью. Беглец оказался в кольце. Несколько человек с пылающими факелами в руках сунулись в сарай, но свирепый рёв перекрыл гомон толпы, и их вышвырнуло наружу, словно пробку из бутылки с игристым джурайским вином.
