В годы героической борьбы вьетнамского народа против американской империалистической агрессии мне, автору этих строк, довелось работать во Вьетнаме корреспондентом ТАСС. Пожалуй, особенно запомнились мне дни, проведенные в июне 1965 года в южных провинциях ДРВ.
Шел третий месяц войны, черным дымом пожарищ заволакивавшей ярко-голубое небо Вьетнама. Наш корреспондентский «газик», покрытый маскировочной сеткой с развевающимися на ветру банановыми листьями-крыльями, короткими перебежками продвигался на юг — в небе редко смолкал гул американских бомбардировщиков.
Изуродованные воронками фронтовые дороги сходились у бамбуковых переправ через полноводные реки. Здесь жизнь начиналась только с наступлением темноты. Вспоминаются томительные минуты и часы, проведенные в ожидании невидимого парома. Тут же, у причала, ночной рынок. Бледный свет чадящей коптилки выхватывает из темноты пергаментные лица старух — торговок. На разостланных прямо на земле циновках — бананы, кокосы, личжи, огромные морские крабы. Покупатели — такие же, как и мы, проезжие, — присвечивая себе карманными фонариками, торгуются вполголоса и как-то виновато. За рекой, в нескольких километрах отсюда, там, где расположен центр провинции Нгеан[1] — город Винь, вновь грохочет канонада, бухают разрывы бомб, небо полыхает заревом пожарищ.
На эти оставшиеся несколько километров мы потратили всю ночь, и только к утру, когда первые лучи нестерпимо жаркого июньского солнца залили землю, «газик» въехал на улицы Виня. Притихший пустынный город встретил нас истошным воем сирены воздушной тревоги, которая уже не прекращалась до самого вечера. В Ханое приходилось много слышать о том, что Винь подвергается ожесточенным налетам вражеской авиации, но мы не могли себе даже представить того, чему стали свидетелями в первые же часы пребывания в городе. Зенитки грохотали так, что невозможно было расслышать говорящих рядом людей. Все небо усеяли белесые кляксы разрывов зенитных снарядов. Надсадный свист падающих бомб пригибал к земле. Безостановочно, волна за волной шли на город со стороны Тонкинского залива армады американских бомбардировщиков.
Глубокой ночью, смертельно уставшие, измотанные сорокаградусной жарой и постоянным напряжением, мы пробирались по невидимым тропкам через рисовые поля к одной из окрестных деревенек на ночлег. Кто-то спросил нашего провожатого — бойца роты народного ополчения, как люди выдерживают все это изо дня в день. Мягко улыбнувшись, тот ответил полушутя, полусерьезно: «Мы же из Нгеана!» Впоследствии всякий раз, когда приходилось бывать в этих краях, я непременно от кого-нибудь слышал эти слова. Гордым «Мы — из Нгеана!» местные жители сопровождали свои рассказы о новой победе над воздушными пиратами, о сверхплановых центнерах риса, собранных на полях, об удачной поэме о южновьетнамских братьях, написанной местным молодым поэтом, о красивой песне, которую юные ополченки пели звонкими голосами в расположении одного из зенитных дивизионов, замаскировавшихся в зарослях банановых деревьев.
Чем же необычен этот край, которым так гордятся его жители? Здесь не найдешь сказочных красот Халонга — залива Погрузившегося дракона, этого «восьмого чуда света», не увидишь живописности горных пейзажей северного Вьетбака и южного плато Тэйнгуен, славящихся бесчисленными бурными водопадами и глубокими пещерами, не насладишься совершенством созданных самой природой знаменитых бухт и пляжей Камраня и Нячанга. Напротив, с давних времен провинцию Нгеан в народе олицетворяли с дурной славой «желтых лесов» — непролазных болотистых джунглей у подножия хребта Чыонгшон, кишащих хищниками, змеями и ядовитыми насекомыми, с черными делами «лаосского ветра» — так здесь называется испокон веку знойный ветер-суховей, дующий в летнюю пору с гор Лаоса, который иссушает до трещин землю, сжигает траву и деревья, в его горячих порывах задыхаются люди и животные. Не обходят стороной этот край и самые разрушительные тайфуны. В мифических сказаниях народности мео, живущей в горных районах провинции, сохранились упоминания об ураганах, уносивших людей, скот и даже сдвигавших горы. В довершение ко всему природа обделила Центральный Вьетнам плодородными, годными к обработке землями, поэтому жили здесь всегда крайне бедно и голодно.
