Пот густой пеленой усеивал весь мой лоб. Мои рыжие кудряшки прилипали к шее. Вообще, у меня было такое ощущение, будто я сижу в сауне. А еще я была уверена, что между ложбинкой моей груди струится целый водопад пота, и только из—за одного этого нюанса мое настроение упало, заставляя меня разрываться между желанием влепить кому—нибудь пощечину или толкнуть под трамвай.
Было так жарко и влажно, что я серьезно начинала верить в то, что Новый Орлеан — один из семи кругов ада, а веранда кафе "Пэлас"— Врата, ведущие туда. Ну, или зал ожидания.
Огромная капля пота соскользнула с кончика моего носа и шмякнулась на мой учебник по философии, оставляя за собой влажный след прямо посреди абзаца. Клянусь, сквозь блеск пота я едва ли могла разглядеть, что происходит вокруг. Он буквально ослеплял меня.
Я всегда считала, что в названии моего предмета не хватает слова "личности". Это должна быть "Философия личности". Но... о, нееет, в колледже Лойола так не считали.
Ножки небольшого столика задребезжали, когда на него приземлилась огромная чашка с ледяным кофе, прямо перед моей книгой.
— Это тебе!
Я подняла взгляд, и мой рот наполнился слюной, будто я была одной из собак Павлова. Валери Адриэкс плюхнулась на сидение напротив меня, крепко сжимая моё кофе. В результате смешения испанской и африканской крови, Вал стала обладательницей невероятно красивого тона кожи. Она была насыщенного, безупречного коричневого оттенка. Именно поэтому ей необычайно шли ярко—оранжевые и голубые, и розовые, да и любые другие цвета радуги.
Сегодня на Вал была свободная оранжевая блузка на бретелях, которая однозначно бросала вызов гравитации; фиолетовое ожерелье, и, как мне показалось бирюзовая крестьянская юбка. При этом она выглядела так, словно сошла со страниц журнала изысканной уличной моды. А вот если я одевала что—нибудь кроме черного, коричневого или серого, то автоматически становилась похожа на сбежавшую из психушки.
Я выпрямилась и, проигнорировав прилипшие к креслу ляшки, жадно потянулась за кофе со льдом.
— Отдай.
Она приподняла бровь. При солнечном свете ее волосы отливали женно—каштановым оттенком. Это мило. Я же была похожа на пожарную машину. А вот это ужасно. Независимо от уровня влажности ее голова, полная спиральных завитушек выглядела великолепно. Снова мило. Мои же волосы, где—то между апрелем и ноябрем, начинали лениться и ниспадали с моей головы вьющимися волнами. Снова чертовски ужасно.
Иногда мне так хотелось ее возненавидеть.
— "Отдай" и все? А волшебное слово?
Например, сейчас.
— Отдай... моя хорошая? — добавила я.
Она ухмыльнулась.
— Попробуй еще разок.
— Спасибо? — я потянулась за кофе.
Она покачала головой.
Опустив руки на колени, я устало вздохнула.
— И как я должна понять, что ты хочешь услышать? Может, сыграем в горячо—холодно, что бы мне стало ясно, в каком направлении двигаться?
— Как бы я ни любила эту игру, я пасс, — подняв кружку кофе, она широко улыбнулась мне. — Правильный ответ: "Я так сильно люблю тебя и я безумно благодарна, что ты принесла мне кофе, в то время как я для тебя ничегощеньки не сделала", — она пошевелила бровями — О, да, вот так будет правильно.
Откинувшись на спинку кресла, я засмеялась и, закинув ноги на свободное место, потерла затекшие мышцы. Думаю, одна из причин моего излишнего потовыделения — шнурованные ботинки, которые заканчивались чуть ниже колен. Несмотря на то, что на улице было градусов двести, сегодня я работала. Не думаю, что шлепанцы помогли бы в моей работе.
— Ты же понимаешь, что я могу просто надрать тебе задницу и забрать кофе, да?
Она надула губки.
— Где твои хорошие манеры, Айви?
Я улыбнулась.
— Ну, хотя бы это правда. Я могла бы надрать тебе задницу в ниндзя—стиле.
— Возможно, но ты никогда так не сделаешь, потому что я твой лучший—прелучший друг—предруг в мире—премире, — сказала она с широкой улыбкой на лице. А знаете, она права. — Хорошо. Не важно, чего я хочу, — взяв трубочку, она начала помешивать свой ледяной чай. Я застонала. — Совершенно.
— Чего ты хочешь? — мой стон заглушила толпа, проходящая мимо кафе, и звук серены, который доносился, скорее всего, из Квартала.
