— Кузя! Кузя!
Звонкий женский голос нарушил тишину летнего утра в дачном поселке «новых русских», купивших себе недвижимость в Литве, — совсем маленьком, в дюжину домов. Сюда приезжали отдохнуть люди с тонким вкусом, любители спортивных яхт и легкого «янтарного» загара, ценящегося у знатоков куда выше, чем тот вульгарный, грубый до черноты, за которым едут в южные широты.
— Кузя! Кузя! — снова раздалось в напоенном запахом хвои и моря балтийском воздухе.
Молодая женщина бросилась через газон, но нарушитель спокойствия, померанский шпиц, уже перемахнул невысокую живую изгородь и оказался на соседнем участке.
В отличие от российских поселков такого типа здесь не было высоких заборов. Литовцы их не ставили, и русские, придя сюда, тоже не стали нарушать традицию. Однако живая изгородь темного тиса, так легко взятая шпицем Кузей, оказалась неодолимой для его хозяйки. Ей пришлось обогнуть препятствие и войти в калитку.
— Кузя! Кузя!
На шум вышел хозяин дома, мужчина лет сорока. С первого взгляда его можно было принять за литовца: высокий, худощавый, спортивный и светловолосый. Вид у него был недовольный.
— Вы что, не знаете, что это частное владение? — спросил он.
Женщина запрокинула голову. Со своей террасы хозяин «владения» высился над ней, как башня.
— Извините, моя собака не умеет читать. Кузя!
Мужчина взглянул на нее с интересом. Тоненькая, грациозная, среднего роста… Впрочем, стройная и складная фигурка делала ее выше. Глаза необычные: удлиненные, будто оттянутые к вискам, но не раскосые. Да, эта женщина заслуживала внимания. Наряд стильный: белые полотняные брючки и короткая льняная блузка, открывающая по новой моде полоску голой кожи на животе. Причем зазор заполнял не жировой валик, а именно кожа, правда, совсем белая, без намека на загар. И на лице незнакомки лежала нездоровая мучнистая бледность, особенно заметная по контрасту с прямыми, черными, до плеч волосами.
— А вы, собственно, откуда? — осведомился дачевладелец.
— А я, собственно, тут живу. Вон там, — кивнула женщина на соседний коттедж.
— Я знаю, кто там живет, — возразил мужчина. — Это дом Понизовского.
— Верно. А вы местный участковый?
— Это Литва. Здесь нет участковых.
Разговор зашел в тупик.
Тут на помощь хозяйке пришел Кузя — золотистым комочком выскочил откуда-то из-за дома и кинулся прямо ей под ноги. Она наклонилась, гибким движением подхватила его на руки и повернулась, намереваясь уйти.
— Минуточку, — окликнул ее потревоженный сосед. — Павел Понизовский — мой друг. Я хотел бы знать, что вы делаете в его доме.
— Я гостья.
— Странно. Его же нет, он уехал!
— Вот именно. А меня пригласил пожить в свое отсутствие.
— Я знаю всех его друзей. Что-то я вас раньше не видел.
— Я подруга его жены.
— Ах да! — насмешливо протянул сосед. — Как же я сразу-то не догадался! А что ж вас тогда на свадьбе не было?
Что-то дрогнуло в ее тонком, выразительном лице.
— Я… не смогла прийти. Еще вопросы есть, господин прокурор?
— Ну вот: то участковый, то прокурор… Я обычный бизнесмен.
— Экспорт-импорт? — недобро прищурилась она.
Занятная дамочка! За кого она его принимает? За наркодельца? Торговца оружием? Такая же стерва, как эта Тамара, новоиспеченная жена Понизовского!
— Всего помаленьку, — сухо ответил мужчина. — Мой вам совет: выгуливайте собаку на поводке. Здесь такой закон.
При упоминании о законе женщину словно ударило током.
— Учту, — бросила она и выскользнула в калитку.
Никита Скалон вернулся в дом, злясь уже не на нее, а на себя. Что он на нее взъелся? Ну не любит он собак, но это же не повод, чтобы кидаться и на хозяйку! Красивая женщина. Нет, не красивая, скорее интересная. Глаза удивительные. Цвета он не разобрал, все-таки было далековато, но разрез его поразил. Клеопатра. Черты лица резкие, неправильные, щеки впалые, скулы острые, рот широкий и подвижный. Кто-то, возможно, назвал бы ее страхолюдиной, но только не он. Никите показалось, что все это ее не портит, скорее наоборот. Где-то он читал про голодную впадинку под скулой… Ладно, неважно. Фигурка симпатичная. Надо надеяться, ноги у нее не кривые, как у ее подруги Тамары. И в каждом движении — нестандартизованная, незаемная грация. А язычок остер. Бритва! Он усмехнулся, перебирая в уме их словесную пикировку. Пройдя в заднюю часть дома, он взглянул на соседний коттедж. Вдруг она выйдет на веранду?