Сколь многим людям надо выразить благодарность! Кому же первому? Для меня все началось с того, что я одновременно купила дом на берегу озера и подготовила материалы для новой книги. Благодаря душевной теплоте и щедрости таких людей, как Чип и Тина Мэксфилд, Сьюзан Франческо и Сид Ловетт, а также Дуг и Лиз Хентц, заразивших меня своим оптимизмом, я преуспела и в том и в другом.
Моя сестра Элен Демпси неутомимо консультировала меня по всем вопросам католицизма, за что я всем сердцем благодарю ее. Если я допустила литературные вольности и сделала какие-либо ошибки, то исключительно по своей вине.
За консультации, касающиеся тонкостей журналистской работы, я обязана Марии Бакли и Рону Дюку из «Нидхэм ТАБ», а за сведения по технологии приготовления яблочного сидра — Джули, Эндрю и Джо из «Хани Пот Хилл-Орчадс». Марта Раддатц, Барбара Розенбергер и Филлис Тикл оказали мне неоценимые услуги в проработке прочих мелких деталей. Еще я весьма обязана Робин Мейс, ушедшей в мир иной вскоре после того, как была закончена эта книга. Впрочем, она смотрит на нас с небес. Я знаю, что смотрит. Робин, птичьи гнезда — твои!
Как всегда, рядом со мной были мой агент Эми Берковер и ее помощница Джоди Ример, а также мой личный секретарь Уэнди Пейдж. Редакторам Майклу Корда и Чаку Эдамсу я приношу сердечную благодарность и заверения в вечной преданности.
Роман «Лейк ньюс» посвящается моему мужу Стиву, участвовавшему в замысле этого романа, и нашим детям, этому безграничному источнику гордости, — Эрику и Джоди, Эндрю, Джереми и Шерри.
И наконец, твоей Лили, Эллин!
Лейк-Генри, Нью-Хэмпшир
Как и положено, восход на озере начался в свое время. Кромешная чернота, к полуночи углубившаяся до синевы, медленными ленивыми шагами направилась к свету. Постепенно прорисовались и верхушка дерева, и крыша дома, и длинный язык старой деревянной пристани. День предстоял ясный. Туман, однако, не спешил рассеиваться, и затянутое им озеро походило на небольшой бассейн из молочного стекла. Берег, в другое время дня сверкавший яркими красками золотой осени, сейчас казался покрытым акварелью — прозрачно-оранжевой, золотистой и зеленоватой. Лишь более явственные мазки клюквенного или темно-синего цвета указывали на то, что здесь стоит дом, но очертания его терялись в тумане, а отражение расплывалось. Воздух был так тих и спокоен, что казалось, будто все вокруг укутано в глухой, мягкий кокон.
В этот чудесный час Джона Киплинга не устраивало только одно: холод. Он еще не успел привыкнуть к тому, что лето уже кончилось, хотя дни стали заметно короче, чем два месяца назад, солнце садилось раньше и вставало гораздо позже, чем в июле, да и ночной холод отступал медленнее. Джон чувствовал это. Его гагары тоже. Та четверка, за которой он наблюдал, — пара взрослых птиц и двое их потомков — останутся на озере еще недель пять. Но они уже начали беспокоиться и поглядывали на небо явно не в страхе перед хищником, а в ожидании осеннего перелета.
В эту минуту гагары плыли в тумане футах в двадцати от каноэ Джона и примерно в десяти — от крохотного зеленого островка, в потайной бухточке которого они провели все лето. Этот островок был одним из многих на озере Генри. Чистая вода, тишина и изобилие мелкой рыбешки постоянно привлекали сюда полярных гагар. Эти птицы с трудом перемещаются по суше, поэтому они строят гнезда на самом берегу, там, где удобнее всего входить в воду и выбираться из нее. Джон всегда с сожалением смотрел на них, когда они, неуклюже переваливаясь, с заметным усилием преодолевали несколько дюймов суши между кромкой воды и гнездом.
Гагары представляли собой великолепный объект для наблюдений. С июля, когда появлялись птенцы, Джон следил, как их оперение постепенно изменялось от младенческого черного к подростковому коричневому, а потом приобретало довольно невзрачный юношеский серый окрас. Однако у них были такие же, как у родителей, остроконечные клювы и лоснящиеся шеи, так что со временем они обещали стать красавцами. А уж родители… Ах, как же они блистательны! Даже сейчас, осенью, когда оперение начинало тускнеть, даже в это утро, окутанные пепельной пеленой тумана, они восхитительны. С четкой черно-белой шахматкой на спинах, с ожерельями из вертикальных белых полосок на черных шеях, с массивными черными головами и характерными конусообразными клювами. И помимо всего прочего, они неизменно приковывали к себе внимание своими круглыми красными глазами. Джон слышал как-то, что такая радужная оболочка позволяет гагарам лучше видеть под водой. Вполне правдоподобно, ведь от их глаз мало что укрывается.
