«Патриций» — классический роман великого Джона Голсуорси, в котором он возвращается к своим любимым темам — трагической, заведомо обреченной на катастрофу любви и ханжества фарисейского высшего света Англии. Любовь — это страсть, перевернувшая всю жизнь немолодого аристократа. Однако свет воспринимает всякое проявление страсти как позорную слабость. Позор, всеобщее осуждение, остракизм — вот что ждет влюбленных, дерзнувших противостоять холодной морали высшего общества. Как избежать грядущей трагедии?..
В романе «Темный цветок» Голсуорси с поразительной точностью воссоздал свой роман с Маргарет Моррис. Героем романа является Марк Леннан, и три истории его любви называются «Весна», «Лето» и «Осень». В ранней юности, «весной», он влюбляется в жену своего преподавателя; в «летнюю» пору своей жизни он любит замужнюю женщину. В последней части романа, «Осени», будучи много лет счастливо женатым на Сильвии — женщине, которую он любил раньше, герой увлекается юной девушкой по имени Нелл. По словам мисс Моррис, она прочла эту книгу много лет спустя, когда приводила в порядок переписку с Голсуорси для собственной книги. Вот что она пишет: «Когда я читала «Осень», я была поражена тем, с какой точностью он буквально дословно цитировал целые куски разговоров, которые происходили между нами».
ГЛАВА I
Первый луч зари, проникший в большую залу, такую высокую, что лепной потолок ее казался недоступным взору, с задумчивым, холодным любопытством оглядел эту причудливую кладовую Времени. Свободный от предубежденности, свойственной человеческому взгляду, он отмечал одну за другой странные несообразности, словно освещая бесстрастный ход самой истории.
В этой столовой — одной из красивейших в Англии — Карадоки, поколение за поколением, веками копили свои реликвии и трофеи. Они строили и разрушали и вновь отстраивали все вокруг стен этой залы, пока усадьба Монкленд не обрела некоего единства и цельности. Лишь этот покой, возведенный древними строителями, остался нетронутым и сохранил в своей почти монастырской строгости отпечаток их суровых душ. И в свете заглянувшей сюда зари все явственнее проступали трогательные свидетельства столь присущей человеку жажды утвердить себя в веках — все, что некогда было его жизнью, фетиши, причудливые атрибуты верований, — но видны становились также и следы безжалостной руки Времени.
Летописец нашел бы здесь все нужные ему доказательства; психолог безошибочно распознал бы черты высокого происхождения; философ проследил бы путь развития аристократии — от первобытной грубой силы или ловкости через века могущества к живописному упадку. Даже художник мог бы уловить здесь едва угадываемый, невыразимый словами дух дома, точно в древнем соборе, где, кажется, так и слышишь, как бьется его старое сердце.
От легендарного меча, принадлежавшего тому валлийскому вождю, который с помощью искусного, щедро вознагражденного вероломства вошел в доверие к Вильгельму Завоевателю и, женившись на вдове некоего норманна, взял за ней обширные земли в Девоншире, и до кубка, вскладчину преподнесенного Джефри Карадоку, нынешнему графу Вэллису, его девонширскими арендаторами по случаю его женитьбы на леди Гертруде Симмеринг, — все было здесь, кроме портретов предков, висевших теперь в лондонском особняке Вэллисов. Здесь хранилась даже древняя копия выцветшей, полуистлевшей грамоты, которою король жаловал земли и титул Джону, самому блестящему из Карадоков, ибо по забавной оплошности, какой избежал редкий из древних родов, сей Джон, к несчастью, не озаботился родиться от законного брака. Да, она была здесь, открыто вывешенная на стене, так как случай этот, несомненно волновавший умы в пятнадцатом веке, ныне служил лишь темой для анекдота, тем более потешного, что среди фермеров соседнего прихода можно было наверняка встретить потомков «единокровного» брата Джона — Эдмунда.