Джек ВЕНС
ДЬЯВОЛ НА УТЕСЕ СПАСЕНИЯ
За несколько минут до полудня солнце совершило скачок к югу и закатилось за горизонт.
Сестра Мария сдернула солнечный шлем со своей красивой головки и швырнула его на диванчик - жест, который удивил и встревожил ее мужа Брата Раймонда.
Он схватил ее за вздрагивающие плечи:
- Ну, дорогая моя, легче. Гнев нам не поможет.
По щекам сестры Марии катились слезы:
- Как только мы вышли из дома, солнце прыжком скрылось из виду! Это случается каждый раз!
- Ладно, мы должны соблюдать спокойствие. Скоро взойдет другое.
- Это может быть через час! Или через десять часов! А у нас есть работа!
Брат Раймонд подошел к окну, отдернул накрахмаленные кружевные занавески и вгляделся в мрак.
- Мы можем выйти сейчас и поднялся на холм до ночи.
- Ночь? - вскричала Сестра Мария. - Что ты называешь ночью?
Брат Раймонд сурово сказал:
- Я имею ввиду ночь по Часам. Настоящую ночь.
- Часы... - Сестра Мария вздохнула и плюхнулась в кресло. - Если бы не Часы, все бы мы сошли с ума.
Брат Раймонд посмотрел из окна на Утес Спасения, где, невидимые, возвышались огромные массивные Часы. Мария подошла к нему. Они стояли рядом, пытаясь проникнуть взглядом сквозь мрак. Мария вздохнула:
- Извини, дорогой, но я очень расстроилась.
Раймонд потрепал ее по плечу:
- Жизнь на Глории не шутка.
Мария решительно покачала головой:
- Я не должна была позволять себе такого. Надо думать о колонии. Пионеры не могут быть слабаками.
Они стояли рядом, черпая спокойствие друг в друге.
- Смотри, - показал Раймонд. - Наверху огонь, в Старом Флитвилле.
Они посмотрели недоуменно на искру во мраке.
- Предполагалось, что все они внизу, в Новом Городе, - пробормотала Сестра Мария. - Если это не какая-то церемония... Мы давали им соль...
Кисло улыбнувшись, Раймонд высказал фундаментальный постулат их жизни на Глории:
- Ты не можешь сказать о флитах ничего определенного. Они совершенно непредсказуемы.
Мария ответила еще более фундаментальной истиной:
- Кто угодно может делать что угодно. Непредсказуемы все.
- К флитам это относится в большей степени... Они вольны даже умирать без нашего утешения и помощи.
- Мы делаем все, что можем, - сказала Мария. - Это не наша вина! Сказала она это таким тоном, что казалось, будто вина именно ее.
- Никто не может порицать...
- За исключением Инспектора... До появления колонии флиты процветали.
- Мы их не беспокоим, ни на что не посягаем, не пристаем к ним, ни во что не вмешиваемся. Фактически, мы отказались от помощи им. А в качестве благодарности они ломают наши ограды, спускают канал и заляпывают грязью нашу свежую краску!
Сестра Мария тихо сказала:
- Иногда я ненавижу всю Колонию.
Брат Раймонд привлек ее к себе и потрепал красивые волосы, которые она уложила в аккуратный пучок.
- Ты будешь себя чувствовать лучше, когда появится одно из солнц. Пошли?
- Темно, - засомневалась Мария. - Глория достаточно плоха даже днем.
Раймонд выпятил подбородок и посмотрел в окно, за которым был мрак:
- Это день. Часы говорят, что это день. Это настоящая реальность и мы должны ее придерживаться! Это наша связь с истиной и здравым смыслом!
- Хорошо, - сказала Мария. - Пошли.
Раймонд поцеловал ее в щеку:
- Ты очень храбрая, дорогая моя. Ты честь нашей колонии.
Мария покачала головой:
- Нет, дорогой. Я не лучше и не храбрее любой другой. Мы явились на эту планету, чтобы возвести здесь жилища и жить по Правде. Мы знали, что работа будет трудной. От каждого очень много зависит. Здесь нет места слабости.
Раймонд поцеловал ее снова, она со смехом запротестовала и отвернулась.
- Я думаю, что ты очень храбрая - и очень красивая.
- Возьми фонарь, - сказала Мария. - Возьми несколько фонарей. Никто не знает, сколько эти нестерпимые времена мрака продлятся.
Они отправились в путь пешком, потому что в Колонии частные средства транспорта считались социальным злом. Впереди, невидимый во мраке, возвышался Гран Монтан, резервация флитов. По сторонам дороги угадывались остроконечные массы утесов, а позади - аккуратные поля, изгороди, дороги Колонии. Они пересекли канал, который отводил воды извилистой реки в ирригационную сеть. Раймонд осветил фонарем бетонное ложе. Они остановились и смотрели молча, и тишина эта была красноречивее, чем любые ругательства.
