— Попробуй вспомнить все еще раз.
— Что вспомнить?
— Все, что ты чувствовал.
— Я уже говорил, я был в воде. Барахтался, боролся с течением. Оно было очень сильное. Гораздо сильнее, чем мне казалось с берега.
— Ты испугался?
— Нет, я этого ждал. Я сидел на камне, курил и думал, долго, час за часом.
— Взвешивал все за и против?
— Да, примерно так.
— И потом решился?
— Я знал, что мне нужно расслабиться и стать безвольным, но при этом стараться, чтобы удары о камни были достаточно сильными.
— Ты был уверен, что тебе хочется утонуть?
— По-моему, мне больше хотелось умереть от удара камня. Я не ожидал, что вода окажется такой холодной. Но удивление длилось одну секунду. Воля была сильнее страха. Мне хотелось испытать то, что, должно быть, испытала Марианне, — осознать, что выбор сделан, что все в твоих руках, что осталось только довести до конца то, на что ты решился.
— Ты думал о своей матери?
— В ту минуту — нет. Позже.
— Но это была та же река?
— Да. И это внушало мне уверенность. Я не хотел сдаваться. Хотел, чтобы все было уже позади. Помню, как меня подхватило течением, и я приготовился, что сейчас ударюсь о большой камень, который все эти годы ждал там именно меня.
— Ты так думал?
— Я поранился об острый камень, но не так сильно, чтобы я мог потерять много крови. Тогда я напрягся еще больше. Я думал только о том, что мне должно повезти, что у меня все получится — так же, как получилось у Марианне, как получилось у Ани, хотя Марианне никогда не верила, что Аня сознательно покончила жизнь самоубийством.
— Не будем сейчас говорить об Ане.
— Холодная вода сковала меня, я стал каким-то вялым. Но страшно мне не было. Тогда не было. Я думал о том, что все мои действия приближают меня к ним.
— Поэтому ты выбрал реку?
— Не знаю. А это так важно? Вы что, систематизируете самоубийства, делите самоубийц на группы? Одни повесились. Другие перерезали себе вены. Третьи выбросились из окна.
— Прости. Двинемся дальше.
— Ближе к Люсакеру течение стало сильнее.
— Ты испугался?
— Нет, рассердился. Но в то же время был настроен серьезно, как перед большим концертом. Боялся, что у меня ничего не получится, что я получу увечья и не умру, а останусь калекой. Я трус.
— Называй это как хочешь.
— Я попробовал повернуться головой вперед, но лег поперек течения и в ту же минуту задохнулся от удара о большой камень. Я открыл рот и вдохнул… Но не воздух, а воду.
— Ты был не готов к этому?
— Да, я не думал, что у меня перехватит дыхание, что легкие заполнятся водой. Я не мог даже кашлять. Голова пылала.
— Но ты по-прежнему хотел довести дело до конца?
— Нет. Я вдруг почувствовал себя в ловушке. Все оказалось гораздо серьезнее, чем я думал. Помню, я вдруг осознал, что тону. В ушах послышался какой-то скрежет.
— Ты начал жалеть о своем поступке?
— У меня было чувство, будто через мой мозг тянут стальную проволоку. И я понял, что до смерти остались считаные мгновения.
— Что ты почувствовал?
— Одиночество. Глаза у меня были открыты, и я смотрел сквозь воду.
— Ты понял, что умираешь?
— Да. И страшно испугался. Я никогда так остро не чувствовал себя живым.
— И что ты сделал?
— Хотел усилием воли заставить себя потерять сознание. Но продолжал погружаться, хотя мне этого уже не хотелось. Тогда я первый раз услышал шум. Громкий страшный шум, заглушивший скрежет стальной проволоки. И все словно замедлилось. Мысли и чувства словно остановились.
— А потом?
— Мир безмолвствовал. Он просто исчез. Наступил страшный, оглушительный покой.
— Ты был в шоке.
— Я? В шоке? Не знаю. Помню только, что я достиг дна, что находился в стихии, которая не была ни жизнью, ни смертью.
— А чем же?
— Залом ожидания.
— Почему вдруг залом ожидания?
— Не знаю, но это был зал ожидания, я лежал в нем и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Не мог пошевелить даже пальцем. Просто лежал там, как мертвый, но был еще жив.
— А свет?
— Света я не видел. Все это глупости, будто человек перед смертью видит яркий свет.
— Ты так хорошо все помнишь?
— Да, было темно. Меня окружала непроницаемая тьма. Как будто вода заполнила мой мозг, и смерть начала постепенно завоевывать все тело, от пальцев на руках и ногах она поднималась по жилам прямо к сердцу.