Эрнелд Шевал сидел в своем кабинете. Несмотря на роскошную обстановку, выглядело помещение запущенным. Тут давно не прибирали, и пыль серым налетом покрывала все поверхности, кроме тех мест на столе, которые генерал своими рукавами ненароком протер. Сам же он не замечал этого.
Мужчина невидящим взглядом смотрел перед собой.
Вчера он своей собственной рукой подписал пакт о капитуляции. Подписал, чтобы остановить уже бессмысленное кровопролитие. Вемунд Скалдоварийский уже как будто готов был к этому. И тут же на стол теперь уже бывшего главнокомандующего армией Вадомы легли указы о разделении его государства. Но это не самое страшное. В данный момент генералу было плевать на все земли Вадомы вместе взятые и тем более плевать на своего короля — Роара Нетерзаха. Пусть эта трусливая крыса и дальше скрывается. Его все равно найдут.
Вот только с последним условием мирного договора генерал Шевал смирится не желал. Но и не последовать ему тоже не мог.
«Все военные бывшего государства Вадомы, а теперь земель Дрина и Арбери, звания капитана и выше обязуются отправить своих старших сыновей в Адарию и Камарин соответственно.»
Так гласил этот последний пункт. А далее шли уточнения и списки тех, кто должен это условие выполнить, с полным перечнем имен сыновей несчастных отцов. Вот только у самого генерала был один единственный ребенок — дочь Астари, девчушка девяти лет от роду. И ее имя было единственным женским именем в списке. Оградить главного военного Вадомы от подобной кары никто не мог. И хоть адарийцам было даже совестно вписывать Астари Шевал в этот список, они это сделали. И теперь любимое дитя сурового воина должно отправиться в Адарию в качестве пленницы, как и несколько сотен других, дабы вадомийцам не пришло в голову мстить Адарии и Камарину.
«Государства-победители обязуются не причинять вред своим заложникам. Им будут предоставлены жилье и условия соответствующие их статусу. Их никто не будет притеснять, они вольны заниматься тем, чем пожелают сами (разумеется, под бдительным оком специальных служб). Но свободы в полном смысле никто не даст. Проживать заложники будут в строго отведенном месте (будь то город или другое поселение) и пределы этого места смогут покидать только с соответствующего разрешения.»
Места поселения заложников, правда, еще не определили. Или, что вероятнее всего, определили, но родственникам их не сообщат.
Генерал Шевал понимал всю подоплеку подобного решения. Понимал, но не принимал.
Сейчас его жена и дочь находились в трех месяцах пути от Дрины, в землях, принадлежащих роду Гуннел — роду жены генерала. До замужества она проживала в Зедениве. Степи, переходящие в засушливые пустыни, — таково то государство. Там несколько крупных городов, пару десятков мелких. В основном жители этой страны предпочитали вести кочевой образ жизни, зарабатывая себе на жизнь продажей скота, который пасли на бескрайних степях. Земледелием в этой стране занимались преимущественно обосновавшиеся здесь иностранцы.
Гуннел была дочерью главы крупного рода. Эрнелд встретился с ней случайно, когда ездил в Зеденив по поручению своего короля.
Высокая, статная, стройная, грациозная. Он просто не мог оторвать взгляд от ее фигуры. Гуннел восседала на лошади без седла. Ее роскошные черные волосы, завитые в мелкие кудри (завитые самой природой), развевались на ветру и подпрыгивали, как пружинки, когда она неслась вскачь. Одета в серую домотканую тунику и кожаные штаны, которые плотно облегали ее ноги. Обута же она была в грубые, больше походящие на мужские сапоги. При всем при этом она не обладала красотой. Резкие черты лица, смоляные густые брови вразлет, смуглая то ли от природы, то ли под действием яркого зеденивского солнца. Но вот глаза… желтые, как у хищников из кошачьих. Они сразу же привлекали внимание. В них было страшно смотреть, в них затягивало так, что оторваться было практически невозможно.
Слишком неоднозначное впечатление произвела на Шевала эта дочь степи. Она тогда нагло осмотрела его с ног до головы, а после нахамила.
Лишь потом вадомиеец узнал, что это была всего лишь защитная реакция. Гордую и непокорную Гуннел отец давно хотел отдать замуж. Ее сватали самые знатные и выдающиеся главы родов со всего Зеденива, но никто не задел сердца строптивицы. А этот странный чужестранец одним взглядом своих темных, словно самые спелые вишни, глаз сумел зажечь в ее груди огонек, который грозил разгореться в пламя яркой страсти.
