…и одиночество.
В старом доме было тепло и по-особенному уютно, как бывает только в деревянных домах в плохие промозглые дни. В воздухе висел едва уловимый запах пыли, пробуждавший воспоминания о давно прошедших мгновениях покоя и умиротворения. По зачерненным ночью стеклам окон бесшумно струилась серебристая влага. Зато в крышу дождь лупил вовсю, будто задавая ритм ветру, с истошным воем метавшемуся меж редкими деревьями. Горизонт время от времени расцвечивали молнии.
Но и молнии, и сам горизонт были так недосягаемо далеки, что раскаты грома умирали где-то на полпути к дому.
Монотонная дробь дождевых капель почти заглушала тихое потрескивание догорающих в камине дров. Время от времени рдеющие головешки вдруг выбрасывали голубоватые язычки пламени, рождая на бревенчатых стенах тревожные тени.
В такие вечера одиночество ощущалось особенно остро. Оно угадывалось в сумерках, лениво колыхаясь, словно старое вино в бокале темного стекла, слегка приоткрой губы — и оно вольется в тебя.
Никто не постучится в двери, не прильнет лицом к окну, никто не нарушит тишины. Потому что единственный человек этого мира был здесь, в этой комнате. Смакуя свое одиночество, наслаждается мгновениями, у которых нет ни конца, ни начала. Блаженное вневременье!
Из кухни доносились пряные ароматы трав. Что за удовольствие расслабиться в кресле в предвкушении чашки чаю! И уже чувствуешь, как губы коснутся фарфора, как побежит огненный ручеек любимого напитка, заполняя глубины твоего существа… Дверь распахнулась, и терпкое благоухание заполнило комнату, дотянувшись до самых дальних ее уголков, обволокло кресло и сидящего в нем человека.
— Дебора, — с нежностью прошептал он, не открывая глаз. Аромат кружил голову, становясь все более густым и влажным. Скрипнула половица. Хотя нет, это не Дебора. Ее движения всегда бесшумны.
Гибкое мускулистое тело скользнуло к нему на колени. Шершавые подушечки лап коснулись руки, лишь на миг обнажив острые когти.
Грэм Троол разлепил веки и глянул вниз. Пантера, расположившаяся на его коленях, казалась в полумраке смутной черной тенью, и только пара зеленых глаз — чистой воды изумруды! — фосфоресцировали, отражая язычки каминного пламени.
К креслу подкатился маленький кухонный робот, держа в манипуляторах поднос. Ага, вот, значит, кто скрипел половицами.
Чтобы дотянуться до чашки, Грэму пришлось слегка сдвинуть Дебору в сторону (ух, тяжелая, однако!). Какое-то мгновение он наслаждался, держа чашку перед лицом и втягивая носом душистый пар. И только после этого сделал первый глоток. Пантера внимательно следила за его движениями, громко урча. А это означало, что Дебора бесконечно счастлива, ведь ей удалось подарить, хоть и при помощи робота, приятные минуты единственному другу. Свернувшись клубком на коленях человека, она осторожно, сдерживая природную силу, выпускала и снова втягивала стальные когти. Если счастье и в самом деле существует, то смело можно утверждать: Грэм и Дебора были абсолютно счастливы в этот вечер. Больше всего на свете Грэм ценил уединенность и покой. Быть может, потому, что нечасто удавалось насладиться ими. И он старался впитать каждую минуту тишины, оказываясь здесь, вдалеке-далёке от людей, от изнурительных миссий…
