Война продолжалась.
К февралю 1941 года ее огненный вихрь перекинулся из Европы на берега Северо-Западной Африки.
Командующий войсками рейха Эрвин Роммель прибыл в Триполи, где сражались войска союзной Италии, и британские войска, отступая, покатились к Нилу.
Двигаясь по береговой дороге, от Бенгази через Эль-Ангели, Ажедаби и Мишли, танки и пехота Африканского корпуса теснили противника, изнуренного невыносимым зноем и песчаными бурями, по оврагам, давно не знавшим дождя, вдоль отвесных скал, высившихся по краям пустынных равнин. Людской поток, противотанковые орудия, грузовики и танки — все двигалось к востоку. Крепость Тобрук была отбита у британцев 20 июня 1942 года. Армия, выполняя приказ фюрера, шла к заветной цели — Суэцкому каналу. Контролируя эту жизненно важную водную артерию, нацистская Германия смогла бы перекрыть поставки союзников и продолжить свой восточный марш к «уязвимому южному подбрюшью России».[1]
В последние дни июня 1942 года Восьмая армия британцев, солдаты которой были измотаны до предела, продвигалась к железнодорожной станции Эль-Аламейн. Ее инженерные части, выполняя приказ, оставляли за собой лабиринты минных полей, надеясь задержать наступление фашистов. Говорили, что у Роммеля мало топлива и боеприпасов, но солдаты, зарывшиеся в белую твердь земли своих окопов, слышали, как дрожит она под гусеницами немецких танков, и лучи палящего солнца освещали не только стервятников в поднебесье, но и тучи пыли, поднятые гусеницами.
Роммель уже почти дошел до Эль-Аламейна, и не просто было перекрыть ему победную дорогу, ведущую к Каиру.
Зашло солнце, кроваво-красное в мутном небе. Тень прошедшего дня легла на пустыню. Солдаты Восьмой армии томились в ожидании, а их офицеры под тентами все изучали оперативные карты; саперы с упорством муравьев сооружали минные поля на дороге у немцев. В небе вспыхнули яркие звезды, и в их свете сержанты проверяли боеприпасы, покрикивая на солдат, — нехитрый прием, отвлекающий их от мыслей о надвигающейся бойне.
В нескольких милях к западу, у самого края минных полей, где в темноте на исцарапанных песком мотоциклах «БМВ» и бронетранспортерах сновали разведчики, на полосе, обрамленной голубыми огнями, с ревом приземлился небольшой желтый самолет с черной свастикой на крыльях.
К нему тут же подкатила открытая штабная машина. Из кабины показался подполковник в присыпанной пылью коричневой форме Африканского корпуса и защитных очках. К его правому запястью цепочкой был прикреплен планшет. Подполковник направился к машине, дав приказ летчику оставаться в самолете. Не успела машина скрыться за холмом, как пилот, жадно отхлебнув из фляги, устроился поудобнее, надеясь вздремнуть.
Штабная машина, из-под колес которой летели тучи песка и щебня, перевалила за холм. Здесь раскинулись палатки и находился транспорт передового батальона разведки: из палаток пробивался тусклый свет фонарей, неярко вспыхивали время от времени фары мотоциклов и бронетранспортеров, отъезжавших на задание. Штабная машина остановилась перед самой большой палаткой. Под сапогами подполковника, направившегося к ней, звякнули пустые жестянки из-под консервов, заставив метнуться в сторону стайку тощих собак, рывшихся в отбросах. Одна, с торчащими ребрами и голодным блеском в глазах, направилась к нему, но удар сапога отшвырнул в сторону блохастую тварь. Бока несчастной носили следы ударов многих сапог; смерть от истощения была ее близким уделом.
Офицер остановился перед входом в палатку.
Какое-то чувство подсказало ему, что где-то рядом, на границе темноты, за копошащейся в отбросах стайкой псов, находится еще что-то.
Он видел глаза этого существа, они светились зеленым огнем, отражая лучи света, пробивающиеся из двери палатки, и глядели не мигая, без страха и мольбы. «Еще один шелудивый пес местной породы», — сперва подумал офицер, вспомнив рассказы солдат, что здешние псины готовы тащиться за ними куда угодно и даже вылизывать мочу из тарелок. Но как эта тварь смотрела на него! Коварно и холодно. Захотелось достать пистолет и с ходу отправить ее в мусульманский рай. От взгляда зверя по телу побежали мурашки.
