Часть первая
Кирпич, лежащий на краю крыши
1
Когда люди остаются сами с собой наедине, им свойственно делать какие-то довольно интимные вещи. Скажем, чесать спину, запустив руку под свитер. И это еще не такая уж крамола по сравнению со многими другими! Какими – можете себе сами представить. Тем более что нет в мире человека, который бы порой не наблюдал за собой со стороны и не ужасался тому, ЧТО он делает, когда его никто не видит. И ничего такого в этом нет. Но иногда меня охватывает необыкновенный ужас, когда представляю себе такую ситуацию: я с наслаждением чешу спину, полностью отдавшись приятным ощущениям, и вдруг передо мной распахивается занавес, который до этого надежно ограждал меня от другого измерения, и у меня появляется куча зрителей.
Все они – в вечерних нарядах, с бокалами шампанского в руках… Они стоят вокруг дивана, на котором лежу я – в домашних шерстяных носках, запустив руку под свитер! Я замираю. Они – тоже. Немая сцена…
Нам не дано знать, кто находится рядом – на расстоянии вытянутой руки или еще ближе: на расстоянии вздоха, кто дышит нам в затылок или в какое невидимое лицо мы посылаем струйку выпущенного из губ дыма…
Пространство вокруг нас плотно заполнено. Это даже не коммуналка, а скорее – тюрьма или тамбур поезда, в котором стоят призраки. Или наоборот: ты сам – призрак в кругу нарядных людей. Занавес раздвигается лишь на миг, и ты попадаешь в это измерение, как пришелец с другой планеты.
Кто хоть однажды не представлял себе такое? Тот, с кем никогда не случались подобные неприятности.
В детстве мне хотелось опровергнуть все законы физики и астрономии. На рисунках в учебнике для пятого класса четко было представлено устройство Вселенной: планеты кружат по своим орбитам вокруг Солнца. А я иногда думала, не крутимся ли все мы… в кабине огромного лифта? Лифт этот – в доме, дом – в городе, город – в стране, страна – на планете, которая несоизмеримо больше песчинки нашей Вселенной. Двери могут неожиданно открыться (ведь кто-то куда-то едет в этом лифте!), и тогда сквозняк сметет пригоршню планет, нарушит круги этой Солнечной системы, и вся наука полетит к чертям.
А еще я думала: может быть, вот эта система, со знанием дела описанная в учебнике, всего лишь клеточка на теле великана? Или – его глазное яблоко?
Мне казалось, что мир устроен, как матрешка: меньшая вкладывается в бо́льшую. И так – до бесконечности… Точно так же и измерение вкладывается в измерение.
Когда я начала рисовать, учителя говорили, что мои рисунки слишком «засорены», ведь даже небо я рисовала заселенным разными существами. Ну что тут поделаешь, я так чувствовала. Поэтому меня и выставили из художественной школы…
Ощутив эту вселенскую перенасыщенность, я стала думать, где бы найти место, чтобы побыть там одной. Довольно странное было желание. Монастырь? Но во мне было слишком много плотского. К тому же там нужно вставать в четыре утра…
Позже – почти что сейчас! – я поняла, что могу жить и наслаждаться только в… своей голове, то есть – в воображении. По крайней мере, туда не проберутся люди с бокалами шампанского в руках. Конечно, если я сама их туда не впущу!
Все мои действия и участие в активной общественной жизни заканчивались бегством. Возможно, поэтому я попадала во все западни, которые встречались на моем пути. Я давно обратила внимание на такой вот парадокс: те, кто пытаются сбежать, всегда оказываются пойманными именно на тот крючок, от которого пытались уберечься!
И все же, я думаю, этот дом не западня. Хотя очень на это похоже.
Он расположен на окраине маленького предместья, за ним – чудесный лес, а чуть в отдалении возвышаются горы с вечно белыми вершинами.
Когда я думаю о том, как очутилась тут – в этой стране, в этом доме, у этого леса, – именно тогда и приходит в голову то, о чем я уже говорила: лифт открылся, ход планет нарушился, самая маленькая матрешка упала, разбилась, из нее вылетел гусь, из гуся выпало яйцо, из яйца – иголка. Иголка упала в стог сена.
