Июнь в Нью-Йорке стоял особенно жаркий. Небо над Манхэттеном, сердцем города, было ослепительно голубым, когда Гледис Грант вышла из такси, на котором она приехала из Бруклина, где жила. Гледис бросалась в глаза даже в Манхэттене, где было полным-полно хорошеньких женщин. Ее роскошные, до плеч, волосы, приобретавшие в солнечных лучах рыжеватый оттенок, и длинные, стройные ноги сразу привлекали к себе внимание.
В этот летний вечер на ней был костюм: узкая юбка в черно-белую полоску и широкий, длинный, до бедер, жакет с подложенными плечами, под которым виднелась белая мягкая шелковая блузка с воротником-стойкой. Белые лайковые перчатки и белая сумочка из козьей кожи дополняли ее туалет.
Гледис Грант можно было бы принять за фотомодель или актрису благодаря выразительным серо-зеленым глазам. Но у нее была другая профессия. Она работала редактором элегантного журнала для богатых «Таун и кантри».
В этом журнале можно было восхищаться домами богачей, иногда даже интерьером их жилищ. Здесь можно было увидеть фотографии различных благотворительных балов, узнать, кто и с кем посетил парадные премьеры и что на ком было надето.
Здесь можно было прочесть и о том, кто какие суммы пожертвовал на благотворительные цели и кто добился профессионального успеха или общественного признания.
Гледис любила свою работу. Она только что вернулась из короткой поездки в Италию. Вместе с ведущим фотографом журнала «Таун и кантри» Чарльзом Карлендом посетила старый дворец в Монте-Альбано, где хранилась самая прекрасная и обширная коллекция итальянской керамики, которую когда-либо приходилось видеть Гледис.
Репортаж был готов, и она хотела его сдать. Было двадцать минут восьмого, когда Гледис вышла из лифта на сороковом этаже элегантного высотного дома на Седьмой авеню в Манхэттене.
В это время в редакции журнала находилось лишь несколько сотрудников. Гледис кивнула музыкальному критику, которого она встретила в холле, помахала рукой секретарше, дежурившей в комнате с телексами, прежде чем добралась до своего бюро. Взгляд Гледис тотчас же упал на конверт, который кто-то прикрепил скотчем к ее настольной лампе. «Гледис» было написано на нем энергичным почерком ее шефа. Рональд Реюс, издатель «Таун и кантри», хвалил и ругал, как правило, в письменной форме.
Ему было почти семьдесят, за плечами жизнь, полная успехов, и все же он был, скорее, застенчивым. Не любил открыто отдавать свои распоряжения, а уже тем более высказывать кому-либо в лицо свое неудовольствие.
Гледис взяла конвертик и вскрыла его. Она нашла в нем билет первого класса на самолет в Финикс, штат Аризона, и короткую записку. Пробежав глазами строчки, бросила листок.
Проклятье! Этого не должно произойти. Она ни в коем случае не хотела лететь в Финикс. Надо сейчас же убедить старика выбросить эту идею из головы. Гледис достала из сумочки пудреницу и проверила свой макияж.
Ее зеленые глаза воинственно сверкали, полные губы, придававшие ее овальному лицу особенно чувственный характер, были накрашены безукоризненно. Она могла показаться где угодно, констатировала с удовольствием Гледис и закрыла пудреницу.
Женщина решительно простучала высокими каблучками своих белых лодочек через полутемный холл в бюро издателя, очень надеясь застать его.
В приемной уже никого не было, но когда женщина постучала в дверь кабинета шефа, то ей ответили. Гледис глубоко вздохнула и вошла. Рональда Реюса из-за небольшого роста почти не было видно за огромным письменным столом красного дерева, заваленным рукописями и журналами.
— Гледис, как приятно снова вас видеть, — сказал приветливо старый господин и поднялся, чтобы встретить ее с распростертыми объятиями. — Как вам понравилась Италия?
— Фантастика, — ответила Гледис и пожала руку шефа. — Я только что вернулась.
— Я знаю, — кивнул мистер Реюс и провел Гледис к уютному уголку с креслами. Он сел напротив женщины и продолжал: — Я знаю также, что вы не хотите лететь в Финикс. Вам не нравится вся эта серия. Но в этот раз я вынужден вас очень просить. Это важно для журнала. У нас немного уменьшилось число читателей. Этим интервью мы вернем утраченные позиции.
