Видимо, далекие девяностые были временем духовных исканий для Лилиной семьи. Из раннего детства Лиля помнила, как во время телетрансляций Кашпировского мать расставляла перед экраном телевизора тюбики с кремом и зеленые, полные воды, трехлитровые банки. Кашпировский протягивал к ним руки из-за вздутого телевизионного стекла и шевелил пальцами. А потом Кашпировский исчез, и, с легкой подачи какой-то знакомой, они с мамой стали ездить в храм.
Храм был темный, и от камней несло холодом. На своей первой вечерней службе Лиля стояла за колонной и смотрела издалека на приходских детей, жадно впитывая все – как они были одеты, как вели себя. Девочки держались немного манерно, подражая взрослым, поправляли выбившиеся из-под платка волосы, и носили длинные юбки. Никто в ее школе так не одевался, но чем больше Лиля смотрела на этих девочек, тем круче они ей казались.
Занятиям в воскресной школе поначалу мешала изостудия, но вскоре Лиле разрешили бросить художку. Видимо, в мрачном межвременьи девяностых людям казалось, что земное все равно доживает последние дни.
Лилин детский духовник еще и теперь помнил ее. Он и «благословил» ее работать в детском психоневрологическом интернате вместе с сестрами милосердия.
С тех пор платки и юбки вернулись в ее жизнь.
С утра падал снег, но к середине дня потеплело, и снег сменился дождем, который барабанил и барабанил по подоконнику игровой комнаты, отдаваясь в Лилиной голове. И ее друзья-приятели не веселились сегодня. Расползлись по разным углам, и занимались своими делами. Маська, трехлетний дауненок, жевала рукав своего нарядного платьица, в которое ее с утра вырядили нянечки. Дэцэпэшник Ванька Соколов вел себя непривычно тихо и, предоставленный самому себе, трудился над занавесками. Заметив, что Лиля наблюдает за ним, Ванька поднял голову, зафиксировал на ней взгляд и ухмыльнулся.
- Не смешно, - сказала Лиля и за руки и отволокла его подальше от окна. - Тут лежи! – грозно сдвинув брови, добавила она.
Ванька, оценив шутку, хмыкнул и немедленно, ползком, волоча за собой ноги, отправился в обратный путь.
Лиля опустилась на покрытый матами пол, прислонилась спиной к огромному кожаному мячу и закрыла глаза. Голова начала болеть еще утром, и теперь боль пульсировала в висках, чудовищно вспухала где-то позади глазных яблок.
Пусть сегодня занимаются, чем хотят. Пусть Масянька дожует свое платье. Лиля сползла еще ниже, прикрыла ноги длинной юбкой и подложила под щеку локоть. Пусть Ванька порвет занавески на лоскуты.
От рук едко и удушливо пахло детским кремом, тальком и памперсами. Она вытащила из кармана телефон, завела будильник и провалилась в сон.
Будильник прозвонил ровно через пятнадцать минут, вырывая ее из забытья. Она вскинула голову и огляделась. Игровая комната с белыми стенами, белыми матами на полу и сквозняками качнулась и встала на свое место.
Маська, видимо, устав сидеть, опрокинулась на спину и болтала в воздухе ногами. Из обеих ее ноздрей свисали сопли. Ванька, увидев что Лиля проснулась, оторвался от занавесок и протянул в ее сторону руку, как обычно делал, когда здоровался.
Все было нормально. Лиля перевела дух и помахала Ваньке в ответ.
- Уже виделись, - пробормотала она.
Она подошла к Маше и вытерла ей нос. Потом сняла с пластмассовой горки свой халат и отправилась за коляской.
Едва выехав в коридор, она услышала дребезжание раздаточной тележки. Значит, уже развозили обед.
Лиля выгрузила Соколова в его изодранный манеж и занялась теми, кого сестры в последние несколько месяцев пытались научить орудовать ложкой.
- Не таскай одна, они же тяжеленные все, - крикнула ей одна из нянек, но Лиля только махнула рукой.
Она рассадила "ложечников" за столики и залюбовалась своей работой. Картинка из будней образцового детского садика: умытые детки в слюнявчиках ждут обеда и стучат ложками по столу.
Но не прошло и трех минут, как идиллическая картинка затрещала по швам. Обед запаздывал, и плохо зафиксированная Кристина сползла со стула и лежала подбородком на столе, собираясь зареветь. Салфетка Наташки Рошташ валялась на полу. Черноглазая Наташка с интересом наблюдала за Лилей, ожидая ее реакции, и, как всегда, Лиле показалось, что та все понимает. Но это была только иллюзия, Лиля видела Наташкину карту, где одним из диагнозов значилась идиотия.
